– Надо пойти да усовестить этих людей! – Но он попадал к плотникам. – Что это такое? – кричал он. – Да разве вы тешете по шнуру? Что, думаете, стропила будут стоять ровно? Ведь все они вылетят когда-нибудь из пазов.
И он вырывал у плотника из рук топор, желая показать, как надо тесать, но как раз в это время подъезжала нагруженная глиной телега; он бросал топор и подбегал к крестьянину, который шел за телегой.
– Ты не в своем уме, – кричал мастер Пфрим, – кто ж запрягает молодых лошадей в такую тяжелую телегу? Да ведь бедные животные могут тут же на месте околеть.
Крестьянин ему ничего не отвечал, и Пфрим с досады убегал обратно в свою мастерскую. Только собирался он сесть снова за работу, а в это время ученик подавал ему ботинок.
– Что это опять такое? – кричал он на него. – Разве я тебе не говорил, что ботинок не следует так узко закраивать? Да кто ж купит такой ботинок? В нем осталась почти одна лишь подметка. Я требую, чтобы мои указания исполнялись беспрекословно.
– Хозяин, – отвечал ученик, – вы совершенно правы, ботинок никуда не годится, но это же ведь тот самый ботинок, который выкроили вы и сами же начали шить. Когда вы вышли, вы сами сбросили его со столика, а я его только поднял. Вам сам ангел с неба, и тот никогда не угодит.
Приснилось ночью мастеру Пфриму, будто он умер и подымается прямо на небо. Вот он туда явился и сильно постучал во врата.
– Меня удивляет, – сказал он, – что на вратах нет кольца, ведь так можно и все руки себе разбить.
Открыл врата апостол Петр, желая посмотреть, кто это так неистово требует, чтоб его впустили.
– Ах, это вы, мастер Пфрим, – сказал он, – вас я впущу, но предупреждаю, чтобы вы оставили свою привычку и ничего бы не ругали, что увидите на небе, а то вам плохо придется.
– Свои поучения вы могли бы оставить и при себе, – возразил ему мастер Пфрим, – я отлично знаю, что и как подобает. Я думаю – здесь все, слава Богу, в порядке, и нет ничего такого, что можно было бы порицать, как делал я это на земле.
И вот он вошел и стал расхаживать по обширным небесным просторам. Огляделся он по сторонам, покачал головой, и что-то проворчал про себя. Увидал он двух ангелов, которые тащили бревно. Это было то самое бревно, которое было в глазу у одного человека, который нашел сучок в глазу у другого. Но ангелы несли бревно не вдоль, а поперек.
«Видана ли подобная бестолочь! – подумал мастер Пфрим, но вдруг умолк и будто согласился. – Да по сути все равно как нести бревно, прямо или поперек, лишь бы не зацепиться; я вижу, что они делают это осторожно». Вскоре увидал он двух ангелов, набиравших из колодца воду в бочку, и тотчас заметил, что в бочке немало дыр и что вода со всех сторон из нее проливается. Это они землю дождем поливали. «Черт возьми!» – вырвалось у него, но, по счастью, он опомнился и подумал: «Должно быть, это они делают, чтобы время провести; ну, раз это их забавляет, то, пожалуй, пусть себе занимаются таким бесполезным делом. Здесь, правда, на небе, как я заметил, только и делают, что лентяйничают». Пошел он дальше и увидел воз, что застрял в глубокой канаве.
– Это и не удивительно, – сказал он вознице, – кто ж так бестолково воз нагружает? Что это у вас такое?
– Добрые намерения, – ответил возница, – да вот никак не могу выехать с ними на правильную дорогу; я еще счастливо вытащил воз, здесь-то мне уж придут на помощь.
И вправду вскоре явился ангел и впряг в воз пару лошадей. «Это хорошо, – подумал Пфрим, – но ведь парой-то лошадей воза не вытащить, надо бы по крайней мере взять четверик». И явился другой ангел, привел еще пару лошадей, но впряг их не спереди, а сзади воза. Тут уж мастер Пфрим выдержать никак не мог.
– Эй ты, олух, – вырвалось у него, – да что ты делаешь? Виданное ли дело, чтобы так лошадей запрягали? В своем глупом чванстве они думают, что все знают лучше других.
Хотелось ему еще что-то добавить, но в это время один из небожителей схватил его за шиворот и выбросил с невероятною силой с неба. Уже у врат повернул голову мастер Пфрим в сторону воза, видит – а четверик крылатых коней поднял его на воздух.
В эту самую минуту мастер Пфрим и проснулся. «А на небе-то все по-иному, чем у нас на земле, – сказал он про себя, – кое-что, конечно, можно им простить, но хватит ли у кого терпенья смотреть, как запрягают лошадей и сзади и спереди? Правда, у них есть крылья, но кто ж об этом мог знать? А все же порядочная глупость приделывать крылья лошадям, у которых есть свои четыре ноги, чтобы бегать. Но пора, однако, вставать, а то, чего доброго, наделают мне беды в доме. Счастье еще, что умер я не на самом деле!»
Жила когда-то на свете старая-престарая бабушка, жила она со своим стадом гусей в глуши между горами, где была у нее маленькая избушка. Те глухие места были окружены дремучим лесом. Каждое утро старуха брала костыль и отправлялась, ковыляя, в лес. Там принималась старушка за работу, и трудилась она больше, чем позволяли ей ее преклонные годы. Она рвала траву для своих гусей, собирала дикие яблоки и груши, какие только могла достать рукой, и все это она приносила на своей спине домой. Если она встречала кого по дороге, она ласково его приветствовала: «Добрый день, милый земляк, а нынче-то погода хорошая. Ты небось удивляешься, что я тащу траву, но каждый ведь должен нести свое бремя на плечах».
Люди, однако, встречались с ней неохотно и старались как-нибудь ее обойти, а если приходилось проходить мимо нее отцу с ребенком, он тихонько ему шептал: